Воспоминания ветеранов-энергетиков
о Великой отечественной войне
В.А.Лукин "Война"
Пикирует второй самолет. "Недолет!" А когда от следующего "Юнкерса" отделились бомбы, какая-то сила перевернула меня снова лицом вниз. Они летели прямо на нас. Раздался взрыв, нас оглушило, забросало землей. Сжавшись, мы ждали следующего последнего взрыва, но потом по наступившей тишине поняли, что немцы улетели. Стали подниматься, отряхиваться, ощупывать себя. В голове шумело. Когда немного отошли, поняли, что все живы. И возникла неожиданная радость, что остались живы, что опасность миновала. Бомба упала в нескольких метрах от траншеи, и это спасло нас.
Послышался смех, шутки. Когда прошла эта напряженность и все успокоились, мы вдруг заметили, что один человек не принимает участия в нашей радости. Он сидел на краю траншеи, неподвижно смотря перед собой, и все повторял что-то непонятное: "Ведь она была здесь". Это был красноармеец, по профессии парикмахер, единственный еврей в нашем взводе, приспособившийся брить командира полка и потому увиливавший от всех опасных поручений. Когда спросили, о чем идет речь, он поднял голову и сказал: "Здесь была моя сумка". На нас вопросительно смотрели недоумевающие глаза. А в ответ раздался такой неудержимый хохот, что забеспокоились наши соседи. Дело оказалось в том, что его драгоценная сумка, которую он постоянно таскал с собой вместо противогаза, и спал, подложив ее под голову, и, естественно, лежала на краю траншеи, исчезла, испарилась в вихре и пламени взорвавшейся бомбы. Мы даже клочка от нее не нашли. А ведь там было все его парикмахерское богатство - инструменты, одеколоны, кремы. Где это снова найдешь в полевой, фронтовой обстановке. Исчез наш парикмахер. И только через несколько дней довольный и улыбающийся с толстой сумкой на ремне он появился во взводе и снова принялся за свои прерванные и, к его счастью, еще никем не занятые обязанности.
Осматривая местность из наших окопов, мы видели по всему горизонту черные цепочки людей, слева и справа от нас непрерывным потоком проходящие с востока к переднему краю. Техника, очевидно, передвигалась по ночам. Это подходили свежие части нашей армии. Цепочки людей прерывались в одном месте, исчезая в складках местности, но возникали в другом. И это рождало чувство благодарности к ним и гордости за нашу армию, вселяло уверенность в нашу победу.
Однажды меня послали с каким-то поручением в тыл. Пройдя более сотни-полторы метров я увидел шеренги 152-миллиметровых дивизионных минометов, выкрашенных в белый цвет, прошел дальше - стоят пушки диаметром 122 мм, еще несколько десятков метров - выстроились пушки калибра 152 мм, а завершали этот мощный огневой кулак принцессы артиллерийского боя - дивизионы "катюш", выстроившихся в длинный ряд. Вся эта грозная молчаливая сила стояла за нами в непосредственной близости от наших окопов, выжидая свое время. Я был в восторге от увиденного. Вернувшись к себе, рассказал ребятам, какую мощь я видел за нами. Никакой немец теперь нам не страшен.
А войска все подходили и подходили и сразу занимали свои позиции. За эти дни я сдружился с одним бойцом. Он был старше меня, лет 25, и не из нашего взвода. Знакомства на войне не бывает, нет для этого времени. Бывает дружба, дружба по симпатии и, если завязывается, то быстро. Времени здесь отпущено мало. И этот парень сам подошел ко мне. Мы разговорились. И он признался мне, что предчувствует свою судьбу - его убьют. Для меня это было нечто неожиданное. Нелепой была сама мысль, что меня могут убить. Она просто не приходила в голову. И вот мне говорят, что бывает такое предчувствие. Я всеми силами пытался его отговорить и отвлечь от этих горестных мыслей. Похоже, мне это удалось. Он ушел успокоенный.